Игры дураков

 

Навь не говорит на языке людей – она сразу
наносит удар. Навь не щадит людей – просто
иногда она промахивается. Но дважды Навь
не промахивается никогда…

 

 

Идея забухать в развалинах какой-то старой церкви принадлежала Вайлду. Именно он притащил сюда остальных – готика-задрота Пистолза, панка Диму-Трэша и известную в неформальской среде давалку Чернуху. Не смотря на солнечную летнюю погоду, брести сюда пришлось через болото – Вайлд хотел сократить путь -, и ноги у всех были мокрые, что не способствовало хорошему настроению. Четыре припанкованных неформала мрачно сидели на камнях, когда-то принадлежавших к куполу церкви, и передавали по кругу пиво. Чернуха, как всегда, пыталась невпопад шутить, но это не разряжало обстановку. В воздухе висело ощущение испорченного праздника: переться за столько километров пешком через лес, чтобы просто сидеть и пить пиво. Лучше бы на квартире у Трэша затусили!
Вайлд, очередной раз приложившись к бутылке, сказал, оборвав очередной анекдот Чернухи на середине:
-Вот вы, блядь, сидите, и не знаете, что тут за место!
Трое остальных с ленивым любопытством глянули на него: развлекай уж, раз притащил. Вайлд продолжил:
-Тут когда-то было капище язычников. Это в газете неделю назад было написано. –интерес в глазах слушателей начал стремительно исчезать – Да что ж вам, блядь, совсем это не интересно, или как?
Пистолз пожал плечами:
-А тебе самому не похуй?
Вайлд гордо поднял голову и заявил:
-А я сам язычник. Давно, месяца четыре уже. Только вам не говорил, хотел понять, правильный ли я путь выбрал.
Трэш прищурился:
-Бля! Ты типа панк бросил?
-Нет! Я и панк, и язычник. В принципе-то, общего очень много.
-Ну и что это за язычество?
Вайлд не был готов к такому вопросу, но явная заинтересованность друзей подстегивала его желание просвещать:
-Ну… Это вера такая… Но не как христианство там, или буддизм. Язычество – это вера свободных! – вспомнил он фразу из какой-то интернет-статьи – То есть язычник может делать все, что захочет. И понимает язычество каждый по-своему. А еще нужно природу почитать. И богов, за то, что они нам посылают. Солнце там, ветер, хлеб…
-А бог пива есть? – перебил его Пистолз.
-Есть. Причем смотри, богов-то нужно, блядь, не так почитать, как в христианстве, а… как сказать… Ну, вот ты пиво пьешь – почитаешь бога пива. А в праздник бога любви, в Купалу, все язычники приходили на берег реки и еблись там кто с кем захочет.
-Круто, блядь! Прям неформалы эти язычники, в натуре! – Пистолз восхищенно закатил глаза – Чернуха, давай бога любви почитать почаще, а?
Трэш же почесал в затылке и сказал:
-А я слышал, что язычники – это фашисты. У нас в доме скин живет, так он типа язычник.
-Да это пиздеж! Какие они язычники? Они же против свободы, против всех несогласных! Христиане язычников сжигали живьем, а фашисты – русских и евреев.
-А-а, понятно.
Вайлд одним глотком допил остававшееся в бутылке пиво и встал с камня:
-Короче, давайте замутим языческий ритуал! Попросим у богов помощи, чтоб нам везло по жизни, и создадим общину.
-Ритуа-ал? – протянул Пистолз – А если я нихуя не знаю, как его делать?
-Да бля, я ж тебе говорил: каждый в язычестве все по своему понимает! Как сделаешь, так сделаешь: боги услышат. А тут у нас будет капище, как раньше у предков было. Точно, давайте, блядь, поставим этого… как его… идола? Нет, блядь, не идола, а чура. Типа изображение бога, для этого бревно нужно.
-Какого бога? – спросил Трэш, но Вайлд только отмахнулся:
-Да какого угодно. Их же до хуя, всех все равно не поставишь… Говорю ж, и так услышат, если искренне просить. Во! Поставим Ярилу, бога солнца.
-А если я сатанистка? – подала голос Чернуха, до того усиленно переваривавшая сказанное Вайлдом. –Я могу в ритуале участвовать?
-Конечно! Славяне язычники тоже верили в Сатану, они его Чернобогом называли. Короче, поставим чур Чернобога.
Пистолз только присвистнул:
-Заебись! Будем молиться Вековечной Тьме! Щас бы Бурзум сюда, и на весь лес врубить «Дункельхайт»…
-Ладно. – хлопнул его по плечу Вайлд – Нужно чур делать.
Через полчаса перед развалинами церкви гордо высились три примерно одинаковых по длине бревна. Одно из них, с вырезанным солнцем, символизировало Ярилу, второе, с перевернутой пентаграммой – Чернобога, третье, с мечом – Перуна. Громовержцу Пистолз порывался вырезать еще и член – «он же настоящий мужик – воин, блядь, не хуй знает кто!» - но Вайлд запретил это делать, требуя серьезного отношения к ритуалу. Чернуха же, обладавшая уникальной способностью пьянеть даже от пары литров пива, уже едва стояла на ногах, при это пытаясь лезть с поцелуями к собутыльникам.
У Трэша настроение окончательно испортилось. Его мутило от дешового пива, от бреда, который втирал им Вайлд, от слюнявых поцелуев Чернухи и явного возбуждения Пистолза, которому другие неформалки вообще не давали. Как на зло, набежавшие серые тучи закрыли солнце, но ощущения приближающейся грозы не было – в воздухе висела скорее какая-то сырость, затхлость, словно в глубоком овраге или подвале.
-Я, блядь, в ваши игры играть ни хуя не буду! – заявил Трэш, обращаясь одновременно ко всем троим.
-Дима, ты че забарагозил? – направился к нему Вайлд, но Трэш только развернулся к нему спиной и побрел к развалинам:
-Я спать пиздец как хочу… Харэ меня дергать со своей хуйней…
Усевшись на какой-то выступ в стене и привалившись плечом к гладкому камню, он закрыл глаза. Некоторое время до него доносились голоса собутыльников, среди которых выделялся вайлдовский. Через некоторое время невнятные обращения к богам сменились повизгиваниями Чернухи – видимо, она наконец оседлала кого-то из двоих. Трэш мысленно плюнул и провалился в сон.

Сначала он услышал завывания ветра. Затем вдруг сообразил, что не сидит, а стоит, не чувствуя спиной стены церковных развалин. И наконец, до него дошло, какой дикий холод царит кругом.
Трэш открыл глаза… и обмер.
Насколько хватало глаз, вокруг расстилалась сплошная равнина, покрытая снегом. Там, где только что был Трэш, был вечер позднего лета, а здесь царила северная зимняя ночь, и небо, усыпанное гроздьями ярких созвездий, казалось бездной, где можно без следа сгинуть. Порывы ветра с присвистом вздымали снег, заставляя его плясать и завиваться кольцами, похожими на призраков.
В этом мире было некуда идти. Трэш каким-то наитием понял, что должны будут пройти миллионы лет, чтобы человечеству наконец-то нашлось здесь хоть какое-то место. Бездна веков отделяла Ледниковый Период от времени, привычного неформалу. Он был здесь чужим, и все здесь, даже само небо дышало враждебностью…
Жажда быть спасенным, жажда взмолиться о помощи нахлынула на Трэша, но даже про себя он не произнес ни слова. Какие Боги могли жить здесь, и как следовало обращаться к ним? Быть может, лучше вовсе не напоминать им о своем присутствии? Странно, что он до сих пор не замерз, стоя в легком летнем наряде среди снегов!
Трэш сделал несколько шагов вперед и споткнулся. Сам не понимая, что он делает, панк присел и смахнул рукой снег с неожиданного препятствия – и закричал, отшатнувшись и упав в снег. Из снега на него взглянуло лицо Чернухи – с остановившимися мертвыми глазами, в которых застыли боль и ужас. Где-то здесь наверняка лежали Вайлд и Пистолз. Что случилось с ними? И почему эта участь миновала Трэша?
Почувствовав за спиной чье-то присутствие, панк обернулся. В десяти шагах от него скалился волк с горящими желтыми зрачками – тощий, но еще сильный и, видимо, очень голодный. Звериная память хранила образы белокурых гигантов, разводивших костры у входа в пещеры и с кремневыми копьями в руках защищавших своих женщин и детей. Он привык избегать этих двуногих, опасных и непредсказуемых, но сейчас голод был сильнее предусмотрительности.
Волк рванулся вперед, и Трэш, в одно мгновение снова оказавшийся на ногах, что есть силы побежал прочь. Он несся по снегу, ничего не видя вокруг, и боясь только одного – что сейчас нога провалится по колено, и он снова упадет, оставшись беззащитным перед хищником. Панк не замечал, что снег уступил место траве, что вокруг высятся деревья, что он продирается сквозь кусты и спотыкается о корни. Лишь выбежав на дорогу, он остановился, огляделся по сторонам и упал на колени, принявшись целовать грязный асфальт – знак присутствия поблизости таких же людей, как он сам…

Тела Вайлда, Чернухи и Пистолза были найдены в том месте, о котором сбивчиво, бессвязно рассказывал Трэш. Не смотря на то, что родители всех троих – «приличные, уважаемые в городе люди» - очень хотели возложить ответственность за смерть детей на «их ненормальных дружков», патологоанатомы пришли к обескураживающему выводу: судя по всему, причиной смерти неформалов послужило переохлаждение, кроме того, на телах имелись многочисленные и явно выраженные признаки отморожения. Разумеется, никто не задумался о происхождении крупных кусков дерева, тут и там валявшихся поблизости от мертвых – это были части трех бревен-«чуров», во мгновение растерзанных неведомой Силой.