Зов Мертвых

 

Я всегда был очень одинок. Когда люди так говорят о себе, обычно они преувеличивают, имея в виду лишь отсутствие надежных друзей или верных единомышленников, но я говорю правду. Рядом со мною никогда не было человека, для которого мое существование хоть что-то означало бы. Родители совсем не любили меня, и если бы мать не была верующей, я бы наверняка оказался в детдоме - впрочем, это была бы лучшая перспектива: может быть, там я вырос бы совсем другим человеком. Но меня воспитывали люди, которые не стыдились напоминать ребенку по несколько раз на дню о том, чей хлеб он ест и в чьей квартире живет. За малейшую провинность меня наказывали так, что я не желаю переносить свои воспоминания на бумагу, а поскольку родители были еще и непомерно требовательными, то вся моя жизнь превратилась в пытку - можно ли было требовать успехов, например, в учебе у школьника, который боится возвращаться домой?
Жизнь в постоянном страхе сделала меня слабым человеком - слабым не только физически, но в первую очередь духовно. Мой внутренний стержень оказался сломан задолго до того, как по-настоящему окреп. Я никогда не умел нормально общаться с людьми - то, что я от всех отличаюсь, было заметно с детского сада, а в школе меня недолюбливали учителя и ненавидели сверстники. Не трудно объяснить, почему это было так: обычный человек, подсознательно чувствующий свою слабость перед обществом и миром, стремится найти кого-то еще более слабого, чтобы на его фоне казаться "не самым худшим". Я понимал это уже тогда, но легче от этого не становилось. Долгие годы я пытался утешить себя тем, что все великие люди в детстве проходили через непонимание и неприязнь окружающих... Но великию люди были в первую очередь людьми сильными, а я был слабым, слабаком. Не знаю даже, есть ли еще люди со сходной судьбой. Может быть, и есть, но я никогда таких не встречал. И уж тем более у меня никогда не было ни своей компании, ни девушки, ни даже какого-то увлечения - ведь для того, чтобы к чему-то стремиться, нужна определенная смелость, сила воли. Не смотря на то, что в школе я умудрялся учиться сравнительно неплохо, о поступлении в институт или техникум речи не шло: страх перед окружающими и неумение общаться оказались сильнее желания "выбиться в люди".
Единственным доступным мне удовольствием были дальние бесцельные прогулки, во время которых мое сознание как бы отключалось, и я погружался в мир своих фантазий. Ноги словно сами собой несли меня в те места, которые люди предпочитают без надобности не посещать: в поля за городом, в окраинные районы с полуразвалившимися заброшенными домами, на пустыри и кладбища. Если бы кто-то внимательно понаблюдал за мною в то время, он бы наверняка решил, что я принадлежу к какому-нибудь неформальному молодежному течению вроде готов, или принял бы меня за сатаниста, но ни то, ни другое не было бы правильным. Я ни к кому не принадлежал - я просто пытался хотя бы на время спрятаться от общества, жизнь в котором была для меня невыносимой.
Трудно сказать, как впервые я оказался... в том месте. Мне было тогда тринадцать или четырнадцать лет. Путь мой, бессмысленный и неведомый для меня самого, в тот день лег через пригородный лес, и я сам не заметил, как основательно углубился в него. На дворе было самое начало лета. Как всегда, я был настолько погружен в свои мысли, что очнулся лишь в миг, когда прямо передо мной вырос огромный холм. Это было настолько неожиданно, что я непроизвольно начал озираться по сторонам, словно ожидая, что в таком необычном месте мне обязательно должна угрожать какая-то опасность. Но вокруг меня царила тишина - даже неумолкающие звуки лесной жизни словно доносились откуда-то издалека. Высокие, кряжистые деревья окружали холм почтительным строем, не осмеливаясь приближаться к нему ближе, чем на десять метров. Да и трава на холме и вокруг него была чахлой, жухлой, словно не летняя, а осенняя. И в воздухе висело что-то ноябрьское, а небо, только что бывшее солнечным, здесь казалось серым и холодным. Нечто странное было во всем этом, словно неведомая сила установила здесь свои порядки, неподвластные никому, кроме ее самой.
Я направился к холму. Тут обнаружилась еще одна странность, хотя это вполне могло быть моим субьективным ощущением: земля под ногами казалась мягкой, податливой, словно я шел по болоту, хотя это, несомненно, была плотная почва. Когда я подошел к подножию холма, он показался мне еще более огромным, чем издали. Я коснулся его рукой - он показался мне теплым и словно пульсирующим, словно в его недрах неторопливо и размеренно билось какое-то огромное сердце. Кому-то другому этого было бы достаточно, но не мне. Страх перед окружающими настолько изуродовал меня, что во мне совсем не осталось страха перед сверхъестественным. Я начал подниматься, и вскоре достиг вершины холма - она была плоской, будто вытоптанной, и на ней совсем не росло травы. Странная усталость навалилась на мои плечи, и я опустился сначала на корточки, одновременно касаясь обеими ладонями теплой земли, а затем и вовсе на колени...
...Когда я очнулся, первым мои чувством был леденящий ужас. Охваченный паникой, я стремительно вскочил на ноги и бросился бежать прочь, не обращая внимания на кровь, струящуюся из многочисленных ран на моих руках и горле, хотя она пачкала мою одежду. Я почти скатился по склону вниз и понесся по лесу, продираясь сквозь заросли - напролом, не разбирая дороги, потому что в моих ушах все еще звучало эхо того глухого, хрипящего голоса, обращавшегося ко мне на неведомом языке там, на вершине. Я спотыкался и падал, постоянно рискуя подвернуть себе ногу или выколоть глаз об острый сук, я обрывал себе одежду о ветви, кроме того, я был теперь весь покрыт кровью, словно персонаж из американского "ужастика", но тем не менее продолжал бежать - даже ненавистное человеческое общество казалось мне в те мгновения родным и близким, ведь там не было этого ужаса, который пришел ко мне на вершине холма!
Не помню, как я в тот день добрался домой. В квартире паника отпустила меня, и я попытался привести себя в порядок, чтобы мои родители ничего не заподозрили, однако не преуспел в этом, и не мог даже представить себе, как объясню свежие раны на руках и шее. Но объяснять ничего не пришлось - и отец, и мать в тот день погибли в автокатастрофе, когда маршрутка, в которой они ехали, по какой-то причине вырулила на встречную полосу. Теперь я был вынужден сам содержать себя... но, по крайней мере, теперь я хотя бы дома был целиком предоставлен себе. В глубине души даже шевельнулось подозрение - уж не связано ли неожиданное избавление от нелюбимых и нелюбящих родителей с моими приключениями в лесу?

Не буду описывать, как я жил все следующие годы, перебиваясь случайными заработками и выбивая пособия в соответствующих конторах,благо сейчас такими историями никого не удивишь. Вряд ли я сильно изменился в глазах окружающих после смерти родителей - разве что стал чуть менее замкнутым, однако сам я прекрасно понимал: мне уже никогда не стать прежним. По ночам мне снились странные сны - я не мог вспомнить на утро ни одного из них, однако знаю, что действие их разворачивалось в давние времена, а может быть - и вовсе в иных мирах, и сопровождалось звуками голоса, услышанного мною на вершине холма. В момент пробуждения мне часто казалось, что я погребен в земле, и несколько раз я был близок к безумию - настолько реально было это чувство. Но все-таки все это не вносило бы в мою странную и одинокую жизнь ничего нового, если бы ни еще одно обстоятельство: меня постоянно тянуло обратно на холм.
Не с моей слабой волей было противиться этому могучему зову. Я много раз приходил в то таинственное место, вот только на вершину так и не поднимался. Не бывал я также у подножия холма зимой - зов тогда ослабевал, да и сам я чувствовал, что если приду туда в холодное время года, когда в мертвом лесу воет голодный призрачный ветер, то наверняка умру. А жить мне хотелось - как ни тяжела была жизнь, я боялся смерти еще больше. Однако зов с холма и ночные видения мучали меня все сильнее и сельнее, пока я, наконец, не понял, что от меня требуется. Впрочем, и в первый раз, и во все следующие я действовал не сам по себе - мною управляла чужая воля.
В тот вечер я просто взял со стола большой нож и вышел из квартиры. Ледяная хватка извне не отпускала меня, заставляя следовать неизвестным мне маршрутом по погруженному в сумерки городу. Когда же я увидел свою цель, уже и вовсе наступила ночь.
Передо мною шла девушка примерно моих лет - а мне тогда было уже семнадцать -, явно неформалка с претензиями на "мрачность". Весь набор был налицо - черный "прикид", черные же крашеные волосы, цепи и перевернутые кресты с "сатанинскими" пентаграммами, рюкзак с логотипом какой-то металлической команды за спиной... Через несколько секунд я понял, что девушка пьяна - она сильно покачивалась при ходьбе. И я пошел за нею, уже догадываясь, чего хочет от меня неведомая сила. Моя рука легла на рукоятку ножа в кармане куртки. Я преследовал свою добычу - словно призрак, растворенный в ночном мраке засыпающего города, в котором - я только тогда это понял! - никому нет ни малейшего дела до окружающих. Я должен был убить - и уже тогда знал, что меня не найдут. В конце концов - как легко и безопасно убивать просто ради убийства, убивать тех, кого в людских глазах ничего не связывает с убийцей! Как легко и безопасно быть не грабителем и не киллером, а просто ночным хищником, выбирающимся из логова лишь для убийства!
Я понял, что настал подходящий момент, когда девушка добралась до своего подъезда. "Скорее!" - этот приказ я ощутил всем существом. Я стремительно преодолел последние метры и шагнул в подъезд. Теперь между мною и девушкой-неформалкой было расстояние, не превышающее моей вытянутой руки, в которой, кстати, уже был сжат нож. Моя жертва обернулась - и тогда я стремительно ударил. Видимо, сила, управлявшая мною, пришла мне на помощь - первый же удар оказался смертельным, а девушка не успела даже закричать. Она медленно сползла на пол по стене, запрокинув голову, но я этого даже не увидел. Меня охватило странное чувство - словно ее боль, ужас, страдание проникли в меня, и пройдя насквозь, словно через фильтр, унеслись куда-то вдаль, должно быть - к тому самому холму, к тем, кто обитает в нем и под ним. Длилось это всего лишь несколько секунд, затем я наклонился над убитой, вытер нож об ее одежду и спокойно покинул подъезд. По улице я шел спокойным шагом, и меня меньше всего можно было заподозрить в только что совершенном преступлении. Более того, впервые за все годы своей жизни я был счастлив, словно часть жизненной силы убитой осталась во мне, не перейдя к неведомым повелителям.
Потом моя охота повторялась несколько раз - столько, сколько раз я слышал призрачный зов извне. Убивал я одних только девушек, от двенадцати до двадцати лет, причем никому и в голову не пришло связать эти убийства между собой: настолько разной была их обстановка, да и по времени они значительно отстояли друг от друга. Смерть каждый раз наступала после первого же удара. Да, мне никогда не приходило в голову насиловать свои жертвы - ведь я выполнял чужую волю, а не свои желания. Так продолжалось до тех пор, пока мне не исполнилось двадцати лет.

Это произошло в начале лета, примерно в тех же числах, что и мой первый визит к таинственному холму. Чужая воля завела меня почти на окраину города, но я не придал этому значения - в такие моменты мое сознание сосредотачивалось только на самом факте охоты. Моя жертва оказалась совсем девочкой - не знаю, было ли ей хотя бы одиннадцать. Она неторопливо шла по обочине дороги. Я быстро настиг ее и положил левую руку на ее плечо. Девочка обернулась ко мне, на ее губах еще была мечтательная улыбка. Нож вошел в ее тело, словно молния, она без единого стона упала на землю - но я чувствовал, что не убил жертву, что она лишь потеряла сознание. Понял я и то, что от меня теперь требовалось. В сгустившемся сумраке я поднял окровавленное тело на руки и понес. Таинственная сила, управлявшая мной, и в этот раз вмешалась в события - никто не попался мне на встречу, и судя по всему - вообще меня не видел.
В лесу, не смотря на летнее время, было совсем темно, однако я ни разу не споткнулся и не оступился. Странное чувство овладело мною - словно сейчас мне должна открыться какая-то тайна, которую я хочу - и страшусь узнать. Должно быть, девочка на моих руках потеряла много крови, но я чувствовал, что она еще жива. Может быть, кровавый след тянулся за мною через лес или даже по дороге к нему - не помню и не хочу вспоминать. Когда же я достиг холма и начал медленно подниматься по его склону, что было довольно рискованным - в конце концов, мои руки были заняты, мне показалось, что от земли вокруг холма исходит странное слабое свечение.
Я достиг вершины - она была такой же голой и плоской, как годы назад. Девочка на моих руках впервые за все время пути застонала, словно почувствовав, что самое страшное только начинается. Я, теперь окончательно понимая, что от меня требуется, опустился на колени в самом центре вершины и стал следить за исполинскими тенями, клубившимися вокруг холма.
Неведомые чары к тому времени отпустили меня, и мне было страшно - но страх был не паническим, а скорее сковывающим: я чувствовал, что не могу двинуть ни рукой, ни ногой, а бесформенные призраки, черные, как безлунная зимняя ночь, окружили холм и нависли надо мной и жертвой, которую я принес им.
Что произошло в следующее мгновение, я объяснить не берусь. Только что на моих руках была истекающая кровью, потерявшая сознание, но все же живая девочка. И в один миг она превратилась в нечто аморфное, истекающее кровью, покрытое множеством зияющих ран... не могу даже описать то, что теперь было на моих руках. Но вместе с этим жутким превращением с меня спали оковы, удерживавшие меня на месте. Выпустив мертвое тело из рук, я вскочил - и увидел, как в земле вокруг холма раскрываются какие-то провалы или ямины, и как оттуда струится в небо тот же мрак, из которого состояли клубящиеся вокруг тени. А главное - я слышал голоса, не эхо их, как раньше, а сами голоса, тянувшие унылый мотив без слов. Я медленно начал спускаться по склону, затем так же медленно пошел прочь от холма - спешить не имело смысла, если бы меня хотели оставить здесь, меня бы оставили в любом случае. Но неведомым силам до меня не было ни малейшего дела. По крайней мере, в эту ночь...

Сейчас, когда я пишу эти строки, мне уже ясно, что мои надежды не оправдались. Каким был я дураком, когда надеялся, что теперь мне вернут свободу! Около месяца после той страшной ночи я не слышал знакомого зова с холма. Но теперь он возобновился, и с каждой ночью все более усиливается. Они требуют новую жертву, и кто знает - каким станет их могущество, если они ее получат?
Я догадываюсь... хотя нет, я знаю, что холм и безлесное пространство вокруг него - это что-то вроде древнего кладбища. Тем, кто лежит в его земле и ждет своего часа, нужна кровь, нужны чужое страдание и боль, чужой страх. Теперь они начали получать необходимое через меня, и не отпустят меня до тех пор, пока я не перестану быть нужным им. Я раб, я раб-жрец...
Теперь я понимаю, что они требуют жертв только безлунными ночами, а значит - мне осталось лишь полторы недели. если я ничего не сделаю, они вновь заставят меня выйти на охоту. Не знаю, хватит ли у меня сил покончить с собой - я ведь так боюсь боли, своей, конечно, а не чужой... Но еще больше я боюсь их, погребенных под тем холмом и вокруг него. Я должен умереть прежде, чем окончательно превращусь в их раба. Я должен умереть...